Трактир Хаос

Вы хотите отреагировать на этот пост ? Создайте аккаунт всего в несколько кликов или войдите на форум.
Трактир Хаос

Конкурсы фантастических рассказов


    Путешествие на соседнюю улицу.

    Аглая Стужева
    Аглая Стужева


    Сообщения : 111
    Дата регистрации : 2015-10-30
    Возраст : 61
    Откуда : Россия

    Путешествие на соседнюю улицу. Empty Путешествие на соседнюю улицу.

    Сообщение автор Аглая Стужева Ср Ноя 04, 2015 11:49 pm

    Бывают у меня такие минуты, когда не знаю, куда деться от прилива тоски. И вроде все хорошо: работа, семья, друзья, материальное положение – грех на что-то жаловаться, но вдруг ледяной холод накрывает сердце и становится так тоскливо, что хоть волком вой. Не знаю что это, может, болезнь какая? Обращаться к психиатру стыдно. Знаю, как у нас умеют хранить врачебную тайну! Завтра по всему городу молва пойдет: знаете такую-то? Она с ума сошла!!! Вот тогда точно с ума сойдешь. Но это так, предисловие, чтобы было понятно, что со мной творилось в этот вечер.
    Это был обычный вечер начала осени. Мужу было не до меня. У него много работы и он часто работает еще и дома. Вот и сейчас он с видимым отвращением читал какой-то пухлый отчет и, время от времени, стрекотал на клавиатуре компьютера. Я слонялась по комнатам, не зная, куда себя деть. Телевизор опротивел, читать не хотелось. Мысль о том, чтобы заняться какими-то домашними делами, вызывала тошноту. "И безумная тоска затаилась у виска," – вспомнились чьи-то строчки. Надо было как -то развеяться. Решила просто выйти на улицу, посидеть на лавочке у дома или пройтись, подышать свежим воздухом. Накинула легкую куртку, всунула ноги в туфли и шагнула к двери.
    - Коля, я погулять пошла, свежим воздухом подышу! – крикнула я в глубину квартиры. В ответ послышалось что-то вроде "Умгуммм!", завершившееся пассажем на клавиатуре.
    На лавочке у дома никого не было, а сидеть одной мне расхотелось. Соседи подумают черт-те чего: с мужем поссорилась или еще что. Народ у нас на выдумки богат, особенно когда есть повод чужие косточки перемыть. И я пошла, куда глаза глядят.
    Надо сказать, что наш высотный дом стоял последним по улице, дальше теснились дома частного сектора. Признаться, я никогда там не бывала – нужды не случалось. Вот мои ноги и побрели в ту сторону. Было еще не темно, а то самое время, которое "киношники" называют "режимом". Это когда еще светло, но уже можно снимать "под ночь". Я ползла и повторяла откуда-то привязавшиеся строчки старой забытой песни: "В нашем городе дождь, он идет днем и ночью…". Дождя как раз не было, просто в воздухе висела мельчайшая морось, вроде тумана. Кое-где в окнах домов уже светились окна. Тишина. Ни людей на улице, ни машин. Только шелест отмирающих на деревьях осенних листьев. Только звук моих шагов по асфальту.
    И вдруг… Вы заметили, что все неожиданное происходит вдруг? Вдруг земля и небо поменялись местами, острая боль пронзила мне лодыжку, и я всей массой грохнулась на асфальт. Не могу припомнить, закричала ли я в этот момент или нет. Помню, ворочалась на земле, как раздавленная мокрица, и только чувствовала в теле гул, как будто где-то далеко проходил поезд, а звук отдавался в моем теле. Превозмогая боль, стиснув зубы, я сделала попытку встать. Наконец, мне это удалось. Балансируя на одной ноге, пыталась оценить обстановку. Моя туфля со сломанным каблуком валяется метрах в полутора. Я, как цапля, стою на одной ноге. Подо мной дырка в асфальте, из-за которой я и подвернула ногу. И никого вокруг. Надо было как-то выкарабкиваться из этого положения, и я попыталась встать на вторую ногу. Вот теперь точно заорала, потому что снова грохнулась на асфальт.
    Видимо, мой крик был услышан. Рядом заскрипела калитка и я услышала женский голос:
    - Кто там? Что случилось? - ко мне приблизилась высокая фигура, присела, я увидела рядом пожилую женщину. Сквозь слезы только и смогла вымолвить:
    - Ногу подвернула!!!
    Женщина взялась за мою лодыжку и стала ощупывать.
    - Так больно? А так? А здесь? – спрашивала меня она. Наконец, вынесла вердикт: - Ничего страшного! Связки потянула. До свадьбы заживет!
    Хлюпая носом, я сказала:
    - Я замужем!
    - Тем более! – продолжила женщина, – Идти не можешь?
    Меня хватило только на то, чтобы отрицательно помотать головой.
    - Тогда так, – сказала женщина, подбирая мою туфлю. – Давай я помогу тебе встать, опирайся на меня, и поползли!
    Она стала помогать мне вставать. Я обхватила ее за шею рукой и только тут, когда ее лицо оказалось рядом, увидела, что это очень старая женщина.
    - Бабушка, – робко сказала я, – вам же не под силу, я вон какая здоровая!
    - Говори по менее, давай, прыгай!
    И мы запрыгали. Вернее, запрыгала я на одной ноге. Так мы и добрались до бабушкиного дома. Там она усадила меня на стул.
    - Лечить тебя сейчас буду! – пояснила старушка и захлопотала, доставая из шкафов какие-то мешочки и тряпочки. Принесла тазик, от которого валил пар, из мешочков стала сыпать в кипяток разные сушеные травы. Тут же запахло чем-то лесным и луговым. Скоро нога моя была перебинтована тряпицей, смоченной в травяном настое. Я с удивлением почувствовала, как боль стихает. Моя спасительница, так и не присев, заставила меня снять испачканное платье и куртку. Затем помогла надеть на меня старенький халат и умчалась на кухню, сказав: "Поскучай тут!". Там, на кухне, полилась вода, загрохотала посуда.
    Мне делать было нечего, и я принялась оглядываться. Круглый стол, накрытый скатертью, платяной шкаф, сделанный, кажется, кустарным способом, старенький комод, на котором стояло овальное зеркало. В красном углу скорбный лик Богоматери, перед которым стояла зажженная лампадка. На стене - портрет мужчины и женщины. В женщине я узнала хозяйку дома, только еще молодую. В рамке - репродукция картины Шишкина "Мишки на лесоповале", как называл ее один мой знакомый. А на другой стене… Видно было, что там висели какие-то картины или портреты, только завешаны они были большим деревенским полотенцем с вышитыми петухами. Ситцевые занавески на окнах, герань в горшочках, еще какие-то растения.
    - А вот и я! - спасительница появилась в комнате, держа в руке мое застиранное платье. - Сейчас мы его утюжком подсушим, и все ладно будет, - она извлекла откуда-то старенький утюг, постелила на стол сложенную вчетверо простыню и стала сушить платье, водя утюгом по мокрым местам.
    - Давай заодно и познакомимся, – сказала бабушка, – а то как-то неудобно даже! Меня Верой Никитичной зовут, а тебя как?
    - Ой, спасибо вам, Вера Никитична за все! Не знаю уж, что бы я без вашей помощи делала. А меня Лена зовут.
    - Да что уж там! Невелика помощь. Нога-то болит? Пошевели пальцами.
    Я пошевелила, но, странное дело, боли почти не чувствовала.
    - Почти не болит! Да вы кудесница!
    - Какая я кудесница? Травки это лесные и всё. Главное – вовремя все положить, тогда быстро проходит. Сейчас чай будем пить. Сыновья мои скоро придут.
    Мне стало очень неудобно. Придут люди, а я в таком виде…
    - Ну, вот и все, надевай платьишко, - она подала практически сухое платье. Я быстренько переоделась.
    Хозяйка стала собирать на стол - поставила чашки, принесла самовар, водрузила наверху заварочный чайник.
    - А сколько их, сыновей, у вас?
    - Троих я Ивану Никитичу родила. Троих, - она кивнула на свой с мужем портрет. - В финскую сгинул мой Иван Никитич, – спокойно, как о привычном, сказала она. -Пропал без вести. Не знаю, где и косточки-то его лежат.
    Меня может простить только испытанный мною стресс от падения. Дура я, дура. Мне бы сразу сообразить, что что-то не так. Но…
    В сенцах что-то загремело, раздались мужские голоса.
    - Идут, идут мои богатыри! – в голосе Веры Никитичны была неописуемая радость и гордость.
    Богатыри вошли. Они ошалело уставились на меня. Я почувствовала себя очень неловко. Но Вера Никитична быстро разрядила обстановку.
    - Нечего пялиться. Видишь, человеку помощь оказала. Ногу она подвернула. Так что с гостями мы сегодня. Леной ее зовут. Руки мыть и за стол, быстро!
    Сыновья гуськом вышли из комнаты, переглядываясь между собой.
    - Не робей, дочка! Мужняя ты?
    Я кивнула головой.
    - Эх, жалость какая… А то точно просватала б тебя! Ну, ладно, ладно, не красней уж!
    - Вера Никитична, спасибо вам. Только неудобно как-то. Может, я пойду как-нибудь. Палочку бы мне. Вроде костылика.
    - Сиди уже, инвалидка, – лицо Веры Никитичны залучилось смешливыми морщинками, – часа через два и пойдешь. Никак раньше ногу трогать нельзя. Подвигайся к столу.
    Вошли сыновья. Они по очереди подходили ко мне и знакомились.
    - Алексей – назвал себя старший из них.
    - Василий – представился второй.
    - Георгий, Жора – назвал себя третий.
    - Вот что, Георгий-Жора, – вмешалась хозяйка, – пей чай, да побыстрее. Тебе еще работа предстоит. У нашей гостьи каблук от туфли отлетел. Приладить надо.
    - Это мы очень даже запросто! – засмеялся Георгий-Жора.
    Сыновья расселись за столом. Вера Никитична стала разливать чай. Видно было, что это устоявшийся ритуал, но первую чашку подали мне.
    Чаепитие началось в молчании. Я прихлебывала чай и рассматривала сыновей. Только сейчас я обратила внимание, что одеты они были так, как теперь уже не одеваются. Странно как-то было это видеть. Старший, Алексей, был одет в полувоенную форму. Он сидел во френче, галифе и сапогах, только расстегнул верхние пуговицы френча.
    На Василии серый костюм, тоже какого-то старинного покроя, который я видела только в довоенных кинофильмах, с подложными плечами. На шее галстук с огромным, в кулак, узлом.
    На Георгии рубаха без воротника, с закатанными рукавами и тесемочками возле горла вместо пуговиц и тюбетейка, которую он снял и положил на комод.
    "Ну и что, всяк по-своему с ума сходит", – подумала я.
    - Старшенький мой, Алеша, по партийной линии пошел, инструктор райкома.
    "Ага. КПРФ. Понятно. Под Сталина рядится", – тут же сделала про себя поспешное заключение.
    - Васенька инженером на заводе, на "Фрезере".
    "На "Фрезере"? Господи, где ж такой завод-то? Вроде я все знаю. Но слышала ведь я это название, слышала!!!!"
    - А поскребыш мой, Георгий, студент. На железнодорожника учится. А еще в аэроклубе занимается, летать хочет.
    "Ну, этого сейчас пруд пруди. Все богатеи на самолеты полезли. И этот туда же. Примазывается", - опять поторопилась я с выводом.
    Не знаю почему, но мне становилось неприятно находиться в этом доме.
    - Кстати, летун, – обратился Алексей к Георгию, – мне тут доложили, что лихачишь ты в воздухе. Прекрати. От полетов тебя уже отстраняли. Почему скрыл? Чтоб не было этого больше. Не о себе, о матери подумай, Чкалов паршивый!!! Ты меня понял?
    - Да не лихачил я! Просто чуть нарушил полетное задание, бочку крутанул и спикировал. Но из пике-то я вышел!
    - Я вот тебе такое пике устрою, мало не покажется, – загремел Алексей. – Летай, как все. Зачем тебе эти выкрутасы?
    - Ну, а если в бою?
    - Так то в бою! Чтоб я больше не слышал об этом!
    - Хорошо, – угрюмо сказал Жора, уткнувшись в чашку. – Ладно, я пошел обувку чинить.
    Он вышел из комнаты и вскоре где-то застучал молотком.
    - Вы нас извините, дела семейные, – обратился ко мне Алексей. Чувствовалось, что он главный мужчина в доме. - Сами по какой части будете?
    - Я учительница. Преподаю русский язык и литературу. В школе работаю.
    - Это хорошее дело. Муж-то кто у вас?
    Вот не знаю почему, но солгала я. Почему-то не смогла сказать, что мой муж бизнесмен.
    - По научной… Профессор он.
    - Понятно. То-то я смотрю, платье у вас богатое… Креп-де-шинковое, наверное?
    Я кивнула головой. Господи, что такое креп-де-шинк? Слыхом не слыхивала.
    - Вы не обращайте на нас внимания, пожалуйста! Отдыхайте. А нам еще тут много вопросов обсудить надо. Ну, что там у вас с планом? – повернулся он к Василию.
    Дальше начался разговор, в котором я мало что понимала. Про неведомого Петрова, который явный саботажник, про заводские дела. Мелькали какие-то вовсе незнакомые мне термины. Разговор был жаркий. Время от времени Алексей бухал кулаком по столу, извинялся передо мной, но через минуту все продолжалось вновь.
    Перестав что-либо понимать в разговоре братьев, я посмотрела на Веру Никитичну и поразилась. Она переводила взгляд с одного сына на другого и в глазах её светилась материнская гордость. Лицо женщины помолодело на глазах и было наполнено теплой радостью. Она просто излучала счастье.
    Вошел Жора и протянул мне туфлю. Каблук был на месте и никакого следа ремонта.
    - Туфельки у вас красивые. В таких только на танцы! – смущенно сказал он.
    Я посмотрела на него. Красивый стоял передо мной парень. Если б одеть его прилично, от девчонок бы отбоя не было, точно говорю. Да и все братья были как на подбор. Красавцы. Была в них какая-то внутренняя мужская красота, которую редко сейчас встретишь.
    - Однако, мама, нам пора! Сама знаешь, дел у нас много, – мягко сказал Алексей. Сыновья встали. Я оглянулась на Веру Никитичну, и меня резануло по сердцу. С ней произошла резкая перемена. Ее глаза были полны слёз, руки суетливо перебирали бахрому скатерти. Сидела просто очень старая женщина. И плакала.
    - Ну, что ты, мама, что ты! Перестань. Ни к чему это… И так дождика хватает.
    Они окружили ее. Вера Никитична встала и по очереди обняла и расцеловала каждого. И каждый поцеловал ей руки.
    - До свиданья, мама! До завтра! – сыновья тихо вышли.
    Наступила тишина. Вера Никитична, прижав кончик платка к глазам, сгорбившись, сидела и раскачивалась, как от сильнейшей боли. Наконец она успокоилась и повернулась ко мне.
    - Извините. Вот каждый раз так. Сдержаться не могу. Ну, как там нога?
    Она разбинтовала мне ногу. Опухоли как не бывало.
    - Попробуй наступать.
    Я попробовала. Боль была едва заметна.
    - Ой, – сказала я, – это чудо какое-то! Все прошло!
    - И слава богу.
    Я стала надевать туфлю, а Вера Никитична подошла к стене, к тому месту, что было завешано полотенцем.
    - Кто у вас там, – не сдержалась я, – святые?
    - Да, святые! – глухо сказала она и сняла полотенце. – Святые великомученики русские Алексей, Василий и Георгий, павшие на поле брани.
    Она отступила в сторону.
    У меня перехватило дыхание и замерло сердце. Бывая в деревнях, сколько я видела таких портретов, увеличенных заезжим фотографом-пушкарем, подрисованных порой до несхожести с оригиналом. Их увеличивали со случайных карточек, с паспортных фотографий… И всё это были погибшие на войне.
    Я узнала Алексея в фуражке командира, Василия в пилотке, Георгия в летном шлеме.
    - А-а-а… как же? – смогла я выдавить из себя.
    - Прости, дочка, ступай себе. Небось, дома заждались…

    Не помню, как я оказалась дома, как добралась. Муж все так же читал отчет и печатал.
    - Прогулялась? Воздух хороший сейчас на улице, а я… – он вновь застрекотал на клавиатуре.
    Я ушла в спальню, разделась и легла, свернувшись калачиком. Внутри меня была болезненная пустота, из глаз тихо лились слёзы.


    Вместо эпилога. На следующий день я снова пошла на эту улицу. Высматривала дом, в котором я была вчера, но никак не могла его найти. Наконец, я обнаружила место на асфальте, где вчера упала. Нашла эту злополучную дырку, в которую попал мой каблук. Я посмотрела туда, где должен был быть дом Веры Никитичны, но его не было. Стоял на этом месте двухэтажный кирпичный особняк с балконом. В палисаднике возилась какая-то женщина. Увидев, что я стою и смотрю на дом, она подошла к калитке и спросила:
    - Что надо?
    - Я ищу Веру Никитичну, фамилию, правда, не знаю, она здесь жила где-то…
    - Спохватилась! Старая карга умерла еще лет пять тому назад. Теперь это наш участок. А ты что, наследница что ли объявилась? А ну пошла отсюда, пока мужа не позвала. Он тебе живо про наследство растолкует!
    Я повернулась и пошла восвояси. Говорить с этой женщиной мне было не о чем.

      Текущее время Пт Мар 29, 2024 4:59 am