Трактир Хаос

Вы хотите отреагировать на этот пост ? Создайте аккаунт всего в несколько кликов или войдите на форум.
Трактир Хаос

Конкурсы фантастических рассказов


+2
Jenckins
Аглая Стужева
Участников: 6

    Проклятие Папы Формоза

    Аглая Стужева
    Аглая Стужева


    Сообщения : 111
    Дата регистрации : 2015-10-30
    Возраст : 61
    Откуда : Россия

    Проклятие Папы Формоза Empty Проклятие Папы Формоза

    Сообщение автор Аглая Стужева Вт Ноя 17, 2015 8:45 pm

    – Какая здесь сырость. Зуб на зуб не попадет. – Пробормотал Винченцо, ощупывая стену.

    Оплывшая свеча коптила и почти не давала света, только тусклый огонек отражался от сырых стен, на которых совсем поблекла роспись. Когда-то это тайное место поражало своей роскошью, но время делало свое дело. Вода странным образом просачивалась в помещение, оставляла потеки. Почти не испаряясь, впитывалась в стоячий воздух, отчего холод чувствовался еще сильнее.

    Его спутник плелся сзади, слышны были только шаркающие шаги и тихие слова молитвы, которые тот неустанно повторял с того самого момента, как они спустились в подземелье.

    Каменный пол, выложенный грубо обработанными плитами, собирал в неровностях воду, и являл собой средоточие промозглой сырости, которая проникала сквозь башмаки. Винченцо вздохнул, пальцы ног совсем онемели, и завтра его, непременно, будут мучить боли, от которых нет спасения, а братья во Христе станут утешать его, говоря, что на все воля божья. Он оглянулся и тихо позвал:

    – Джузеппе, как думаешь, мы делаем богоугодное дело? Или это грех?

    – Что велел папа, то и богоугодно, – густым басом отозвался Джузеппе. Голос его прокатился под сводами. Оба вздрогнули.

    – Тише, тише, – зашептал Винченцо. – Помни о глазах и ушах.

    Он перехватил толстый деревянный кол и ощупал пустой мешок, висящий на плече, опасаясь, что уронил его где-то. Свеча, которую он держал, заколебалась от движения и едва не угасла.

    – Господи, – тихо взмолился Винченцо. – За что ты так караешь нас, недостойных?

    – Все что велит его святейшество – и есть свято. Зачем же призываешь господа?

    – Кажется наш новый папа… В него вселился бес?

    Джузеппе вздрогнул:

    – Не смей и слова дурного… Даже в мыслях… Его святейшество – наместник бога. Читай «Pater noster», задави нечестивые мысли святой молитвой. Злословя папу, хулишь святую церковь. Каждый папа – безгрешен, – продолжал наставлять Джузеппе, понизив голос. – Господу виднее, кто больше достоин представлять его на земле.



    Он зажег факел, торчащий из стены, и в его свете проявился ряд надгробий, уходящий в темноту.

    Винченцо почувствовал, как у него задрожали руки, и он, опустошенный, прислонился к стене. Джузеппе, напротив, казался полным сил. Он подхватил упавший на землю кол и двинулся к ближайшему надгробию с мраморной фигурой усопшего на крышке. Так искусно вырезанной, что в полутьме барельеф можно было принять за настоящего мертвого человека.

    С минуту он пыхтел, пытаясь просунуть острие в узкую щель, но поняв, что одному не справиться, окликнул напарника:

    – Что встал столбом? Помоги.

    Вдвоем, они кое-как сдвинули крышку и отшатнулись от нестерпимого смрада, волной вырвавшегося из гробницы. Полуистлевшая плоть разлезалась под их руками. Винченцо чувствовал такую дурноту, что слабо соображал, что делает. Единственным его желанием было убежать и навсегда забыть об этом кошмаре. Но он никогда о нем не забудет. Он станет постоянно отмывать руки, пока они не растрескаются, как кора на древнем дереве, и не начнут сочиться кровью, но не избавится от отвратительного запаха и ощущения жирного податливого разлагающегося тела. До самой смерти.

    Они с трудом поместили труп в мешок и, взявши за оба его конца, потащили вон из подземелья, так и не вернув на место крышку гробницы.

    Винченцо умер быстро, не прошло и месяца с вышеописанных событий. Поговаривали, что его отравили. Джузеппе же, испугавшись расправы – бежал из Ватикана, отрекся от монашеского титула, женился и родил детей. Поговаривали, что он человек со странностями. Особенно печалилась его жена, о чем и сообщала постоянно соседкам. Да и вправду, зачем мелкому лавочнику каждый вечер запираться в кухне, как только ее покидала кухарка, и что-то писать на куске пергамента? И хотя он никогда не прятал свои записи, прочитать их все равно никто бы не смог. Жена грамотой не владела, а дети были малы. Наверное, он заключил сделку с дьяволом, потому что дела его шли хорошо, лавочка все увеличивалась, принося немалые барыши. Единственным горем была смерть старшего сына Стефана, который едва дожил до восемнадцати лет. Поэтому на смертном одре Джузеппе высказал последнюю свою волю – называть каждого первенца Стефаном, утверждая, что если его желание исполнено не будет – семью ждут большие невзгоды и полное уничтожение. Он передал и свою рукопись, заключенную в запаянный с обеих сторон серебряный футляр, с требованием никогда футляр не вскрывать и рукопись не читать.



    В семействе Бокканера готовились к рождению первенца. Уже была готова детская, уже нанята нянька. Сеньора Лиза Бокканера полулежала на изящной софе в белом кружевном пеньюаре, выкатив огромный живот. До родов оставалось по подсчетам около двух недель. Сеньор Бокканера сидел, развалившись, на стуле перед сервированным чайным столиком и, наверное, в сотый раз выслушивал одни и те же жалобы. Конечно же, ему все это надоело, но неудовольствие он выражал только тем, что нервным движением пощипывал аккуратную бородку. Будучи на пятнадцать лет старше супруги, он относился к ней с трогательной снисходительностью.

    – Милый, – говорила жена, капризно вытягивая нижнюю губу. – Зачем мы непременно должны давать ребенку это старомодное имя? Почему мы не можем назвать его Лучано, а Стефан – дать вторым именем или вообще не давать.

    – Нельзя, – мягко увещевал строптивую жену сеньор Бокканера. – Понимаешь, это традиция. А традиции нарушать – нельзя. Уже много лет в нашей семье первенцев называют именем святого Стефана. Говорят, что это имя хранит нас от разорения. Да, пожалуй, и от угасания рода. Ты только посмотри, сколько блестящих родов угасло. А наш, наоборот, поднимается все выше по социальной лестнице. Конечно, у нас нет титулов, да к чему они теперь? Разве мы не уважаемые люди?

    Бокканера широким жестом распахнул двери, ведущие в парадную гостиную, где на стенах в строгом хронометрическом порядке висели портреты его предков по мужской линии.

    Лиза слышала все это уже сотни раз, но не могла согласиться с мужем. Не потому, что ей так категорически не нравилось имя Стефан. Была и еще одна причина, сказать о которой в просвещенный девятнадцатый век ей было стыдно. Италию охватили новые веяния, весь мир склонился перед грядущей научной революцией, а она верила в то, что нынче отвергали все естественные науки. Но понимая, что времени больше не будет, она все-таки прошептала:

    – Это имя несет несчастье. Вспомни, что произошло с трехлетним сыном твоего брата Стефаном. Он утонул. Что произошло с твоим дядей Стефаном, которого ты так и не узнал? Он тоже утонул, не дожив и до пятнадцати лет. И вот теперь ты обрекаешь нашего нерожденного ребенка на такую же судьбу?

    – Это традиция, – твердо сказал Бокканера, глядя в пол. – И менять ее я не стану.

    – Ну почему у всех нормальные традиции, а у вас какая-то несправедливая. Ты не мог бы объяснить мне, откуда она пошла?

    – Не знаю. Возможно, она передается вместе с древним свитком, запечатанным в серебро. Когда-то, перед самой смертью, мне его передал отец.

    Лиза оживилась:

    – Ты никогда не говорил. Где он, этот свиток, давай прочитаем вместе.

    – Нельзя, – покачал головой Бокканера. – Его никто не читал. И это тоже традиция.

    – Боже мой, – жена подняла глаза к потолку, – средневековье какое-то.

    – Я все сказал. Если будет мальчик, а это будет мальчик, в нашей семье первенцами бывают только мальчики, я назову его Стефаном. И никаких вторых имен. До свидания, дорогая, будь умницей, – приговаривал он, целуя жену. – Я приду через несколько часов. Не расстраивайся, у нас будет много детей. Будешь называть их, как пожелаешь.

    И довольный собой, он удалился, по пути размышляя о том, что женщинам не следует давать много воли, ибо они не ведают границ.

    Лиза Бокканера осталась одна в огромном сумрачном доме. Внутри у нее все клокотало из-за того, что ее вот так запросто прервали на полуслове, а ей так хотелось выговориться. Но не с горничной же теперь разговаривать? Грустные мысли ее вернулись к таинственному свитку. «Я должна его прочитать» – подумала она, страстно надеясь, что найдет в рукописи такой аргумент, который поможет ей настоять на своем. Вряд ли там написано что-то страшное, скорее - какая-то древняя глупость. Любили люди в древности все обставлять с большой помпой. А на деле оказывался мыльный пузырь. И это будет доказано.

    Она покорно позволила горничной себя причесать и одеть, не в пеньюаре же носиться по пыльным залам в поисках реликвии? Потом вышла в сад, якобы прогуляться. А сама осмотрела дом снаружи, прикидывая, где может скрываться сокровище. Старинный двухэтажный дом был весь увит глициниями, в это время года имевшими нежно зеленый цвет. Там и сям набирались бутоны, готовившиеся вскоре раскрыться лиловыми цветами. Лиза улыбнулась им как старым знакомым. И тут же решила, что начнет поиски с верхнего этажа. Там была уйма гостевых спален, которыми не пользовались уже много лет. Основная жизнь обитателей дома проходила на первом этаже, достаточно обширном для их маленькой семьи.

    Нужно ли говорить, что, когда она вновь спустилась к себе, все ее миленькое платье цвета резеды было покрыто пылью и паутиной. Волосы растрепались и прилипли к разгоряченному лбу. Но она ничего не нашла. Приближалось время обеда, и нужно было успеть умыться и переодеться. Хорошо хоть вымуштрованные слуги не задавали вопросов.

    За обедом она была мила, стараясь во всем угождать сеньору Бокканера. А когда он уехал в клуб, снова принялась за поиски. Но нигде, нигде не находила что-то хоть немного похожее на серебряный футляр. Потом ей показалось, что муж ее специально ввел в заблуждение, чтобы она оставила его в покое. «Вот хитрец», - покачала головой Лиза и вдруг заметила прямо на изящном комодике времен Людовика ХV длинный предмет белого металла. Он спокойно себе лежал на заставленной поверхности между фарфоровой пастушкой и миниатюрной китайской пагодой. Наверное, он провалялся там не один десяток лет. Затерянная, никому не нужная реликвия.

    Лиза осторожно подошла ближе и тихонько потянула предмет к себе. Если бы она только была чуть внимательнее к вещам, она бы уже сто раз имела бы возможность узнать все секреты семьи своего мужа. Но пыль стирала горничная, а саму Лизу мало интересовала эта груда безделушек.

    Она осмотрела трубку со всех сторон и поняла – открыть вожделенный предмет невозможно. Крышка была припаяна так, что даже не был виден стык. Сам футляр был гладким, и только на одном боку его было выгравировано распятие. Никаких других украшений, ни драгоценных камней, которыми так любили все «осыпать» богачи прошлых лет, ничего, что могло бы соблазнить, например, вора или даже кого-то из семьи, проигравшегося в карты. «Я осыплю тебя алмазами», – почему-то вспомнились слова старинной песенки. Лиза даже напела вслух пару строф. Но ее музыкальные способности никак не повлияли на серебряную трубку, та все равно не открылась.

    «Придется разбить молотком», – с сожалением подумала Лиза, представляя, какой скандал может случиться. Она даже внутренне пожелала, чтобы это оказалось не тем, о чем шел разговор. А чем-то другим – безделушкой, редкостью, привезенной из далеких стран, о которой все давно забыли. А еще, не к месту вспомнилась сказка о Синей Бороде, и она содрогнулась.

    На другой день сразу после завтрака сеньора Бокканера, отдав распоряжения слугам, то есть, загрузив их так, чтобы и головы не подняли, удалилась в сад и там, при помощи нехитрых инструментов, сумела-таки открыть таинственный предмет. Все оказалось проще, чем она думала. При первом же ударе молотка с одного краю отвалилась какая-то замазка, обнажив стык, и нужно было просто потянуть крышечку. Открыть ее, конечно, удалось не сразу, мало ли грязи там накопилось за века. Тут прямо над ее головой раздалось хриплое карканье. На кусте бузины, росшем почти вплотную к беседке, сидела серая ворона и смотрела Лизе прямо в глаза.

    – Брысь, – дама взмахнула рукой, отгоняя незваного свидетеля, и вновь занялась находкой.

    Внутри обнаружился холщовый мешочек, который почти сразу рассыпался в ее руках, и она увидела свернутый трубкой пергамент.

    Он был весь испещрен желто-коричневыми пятнами, но выцветшие чернила еще вполне можно было разобрать. Лиза вгляделась в написанное и с разочарованием поняла, что документ написан на латыни. И хотя Лиза учила ее в пансионе, но очень недолго, к тому же была небрежна в занятиях. Спасти могло только то, что латынь являлась основой современного итальянского языка, и, обладая аналитическим складом ума, можно было бы догадаться о смысле, заключенном в послании.

    Объем написанного был невелик, а почерк предка оказался довольно четким. Буковка отделялась от буковки, и была прописана с величайшим тщанием. Таким почерком в древности переписывали книги – он называется каллиграфическим. Это Лиза тоже помнила из учебной программы пансиона.

    Вверху стояла дата «месяц первый…год 897 от рождества Христова».

    Теперь каждый день она уходила подальше от дома в беседку, вооружившись чернильницей с пером и листом бумаги. Словно прилежная ученица она внимательно разбирала каждое слово и медленно, но верно, в течение трех дней переписала весь документ. Никто не прерывал ее занятие, никто не лез с вопросами. Только бессовестная ворона упорно сидела рядом и изредка нарушала молчание хриплым голосом.

    Несмотря на мрачность, веющую от каждого слова, Лиза испытывала в большей степени исследовательский интерес нежели какой-то страх. В двух местах лишь сморщила носик, но в целом осталась спокойна. Ведь ей нужны были не ужасы средневековья, а одно маленькое доказательство собственной правоты.

    «Сим документом удостоверяю подлинность рассказанного, и ставлю свою печать. Иосиф Бокканера, Генуя».

    – «Иосиф Бокканера, – подумала Лиза, – это кто же такой?» И вдруг вспомнила один старый потемневший портрет у самой двери. Муж всегда говорил, что это портрет основателя их рода, первого, кто взял себе фамилию Бокканера. Взял по собственному желанию, несмотря на то, что принадлежала она старинному роду из которого вышло немало кардиналов, и, кажется, даже один Папа Римский. У тех Бокканера был и титул, и большое влияние, но они обеднели. Словно вместе с фамилией предок супруга украл и благополучие.

    Но называли его «Джузеппе». Впрочем, это то же самое, что и Иосиф. Отвратительный старик.

    «Велением Папы Стефана VI, я, Иосиф Бокканера, вдвоем с монахом братом Винсентом, да пребудет его душа в покое, сделал это. Тело Папы Формоза доставлено в священный Синод. Нам было велено облечь прах в одежды, кои носил он при жизни. На обнажившийся череп водрузили тиару и усадили мертвеца на скамью в базилике св. Петра над тем самым местом, где оно ранее покоилось. Его святейшество Стефан VI лично взял с нас клятву о молчании, кою я нарушаю теперь, доверив тайну пергаменту.

    Наутро был созван Святейший Синод для исполнения суда над трупом Папы Формоза. Его святейшество Стефан VI сам обвинил Формоза в присвоении папской власти нечестивыми методами. Я видел, как некоторые преосвященства и епископы падали в обморок от непереносимого смрада, но сам святейшество находился рядом с мертвецом и ни малейшего неудобства не испытывал, словно сам Бог вел его. Я чувствовал, что в базилике незримо присутствует и наш господин Ламберто Сполетто, коего короновал Папа Формоза, а затем предал, как собаку. Предал и его мать Альгетруду, сделавшую Формозу много добра. Великодушный герцог Сполетто позволил неверному Формозу почить в бозе естественным образом. Но велика была его обида, и его святейшество Стефан VI с Божьего благословения решил утолить страдания нашего господина. Он обвинял мертвеца во многих смертных грехах, а потом повелел лишить его сана и отрубить три нечестивых пальца, коими Формоза совершал крестное знамение. Все было выполнено в точности. Иногда приходится творить страшные вещи во имя Божественной справедливости. Так бывшего папу Формоза провезли по всему Риму, чтобы и простой народ мог видеть, что справедливость восторжествовала. Тело бывшего его святейшества Формоза было предано земле в безымянной могиле, как хоронят самоубийц и бродяг. Но земля не приняла прах преступника, собаки разрыли могилу и выбросили кости наружу. Тогда, по высочайшему велению герцога Сполетто, кости нечестивца были сброшены в Тибр.

    К этому времени брат Винсант, да покоится он с миром, сошел с ума и умер в своей келье. А тут еще дошли слухи, что кости Формоза выловил из Тибра странствующий монах и сохранил их, не предавая земле. Говорили, что эти кости неведомым образом помогают в исцелении – и к монаху потянулись паломники. Испугавшись бунта, наш господин герцог Сполетто обратил свой гнев на его святейшество Стефана VI.

    Мой рассудок едва вынес то, что его святейшество Стефана VI в скорости тоже объявили преступником. Через год его низложили и заточили в темницу, где в скором времени он был удавлен. Святой Конклав избрал нового папу – Теодора II. Новое его святейшество тут же распорядилось похоронить Папу Формоза в базилике святого Петра, на прежнем месте, и вернуть ему все регалии. И запретило впредь судить мертвецов. Также он вернул в Ватикан всех их преосвященств, назначенных папой Формозом. Тем более, что на Ватикан напал мор. Неведомая болезнь скосила половину божьих слуг. Они теперь на небесах.

    Опасаясь несправедливой расправы или внезапной смерти, я решил бежать. Но сначала посетил могилу Папы Формоза, и долго молил его о прощении, испугавшись, что его святейшество, заняв прежнее положение на небесах, начнет меня преследовать и погубит из мести. И было мне видение. Увидел я, как призрачная фигура отделяется от надгробия, в точности его повторяя. Она встала передо мной во весь рост, и страшный голос сказал: «Я позволю тебе бежать. Отрекись от монашества и уходи ночью. Никто не станет тебя искать – просто забудут, словно и не было».

    Все так и сказал. Но перед тем, как вернуться в гроб, взял с меня слово, что первенца своего я назову Стефаном, и на смертном одре объявлю его волю всем потомкам. Его святейшество Папа Формоза вернулся в гроб. Я же, прочитав молитву, пустился в путь, неуспокоенный, и не чувствующий себя прощенным.

    С того времени прошло много лет. Я исписал сотни пергаментов, но везде выходило одно и то же, что не могу оправдать себя перед детьми, внуками, и внуками их детей, и сим пергаментом завершаю свой скорбный труд, смиренно надеясь, что он никогда и никем не будет прочитан. Если же, кто-то нарушит мою волю, то страшные кары падут на его голову. И ничто, ничто не спасет от смерти.

    Два дня назад мой первенец Стефан, семнадцати лет от роду, утонул в заливе. Теперь я понимаю дьявольскую игру его святейшества, но исправить ничего не могу.

    Завершаю послание сие, кое никогда не будет прочитано, тем самым облегчаю совесть. Амен».



    Прочитав этот неизящный сумбурный текст, Лиза задумалась. Она видела перед собой сотни утонувших Стефанов, и при мысли, что ее ребенка постигнет та же участь, содрогалась. Потом говорила себе, что все это сказки, совпадения. Но тут же одергивала себя и давала слово, что никогда, ни в жизни, не назовет собственного ребенка именем безумца Папы Стефана VI. Как, каким образом ее дитя, рожденное в счастливое время, может оказаться заложником мрачных средневековых игр?

    – Сеньора! – услышала они крик служанки. – Идите в дом, сеньор Бокканера пришел. Он неважно себя чувствует.

    Лиза быстро, насколько позволяло ее положение, бросилась к дому, оставив в беседке и пергамент, и бумагу. Потом спохватилась, вернулась, сгребла все в кучу и схоронила под скамьей, надеясь, что никто ничего не найдет до ее возвращения. Она рисовала себе страшную болезнь мужа, гроб, стоящий в часовне, и бог знает какие еще ужасы, виновником которых могло стать ее непослушание. Чувствуя себя преступницей, она страстно искала пути отступления, но не находила их.

    К счастью, все обошлось. Едва она переступила порог, как столкнулась с ним в передней – живыми невредимым.

    – Что случилось? – вскричал он, заметив ее испуганный взгляд и бледное лицо. – Что с тобой?

    Но Лиза только со счастливой улыбкой упала ему на грудь, повторяя:

    – Все это глупости, глупости, глупости...

    – Что глупости? – поинтересовался господин Бокканера. – Смеешься? А у меня, знаешь ли, чрезвычайно болит голова. Вели сделать липового отвара.

    Вечер прошел чудесно. Лиза смеялась и шутила, и даже ни разу не завела разговор о выборе имени для ребенка. Они вместе отужинали, а потом она читала вслух Бокаччо, а муж полудремал в кресле, кивая головой в такт словам и делая вид, что внимательно слушает.

    Наутро начались схватки.

    Стоит ли говорить, что до самого рождения малыша, Лизе было недосуг думать о семейных проклятиях. Она была по горло занята, испытывая жесточайшие родовые муки в течение двенадцати часов. Большая спальня была превращена в родильную палату. Доктор и акушерка прибыли вовремя.

    И только когда поздно вечером ей принесли малыша, прежние страхи вспыхнули с новой силой. Она не могла заснуть, и недавно нанятая кормилица новорожденного дважды приносила ей теплого молока с медом. Но когда Лиза, наконец, сомкнула глаза, то как наяву увидела жуткий труп папы Формоза, сидящий на троне.

    Крещение было назначено через четыре месяца. Лизе очень хотелось бы оттянуть этот момент на неопределенный срок. Будь ее воля, она и вообще бы не стала крестить ребенка, но такое поведение вызвало бы гнев мужа и нарекания света. Можно только предполагать, что она не единожды пожалела о своем христианском происхождении. Каким бы счастьем было родиться в семье язычников из Индии, где никто и никогда не слышал о страшном папе Формоза, повадившемся появляться в ее снах чуть не каждую ночь.

    А пока ребенок рос безымянным и беззаботным. По молчаливому сговору, родители называли его между собой «малыш» или «кроха», словно оттягивая момент, когда придется отдать его Молоху. Впрочем, сеньор Бокканера не выглядел подавленным или взволнованным, он опасался только за здоровье Лизы, которая после родов лишь чудом избежала горячки. Она же нервничала все больше и задумала хитрость, которая, по ее мнению, могла бы изменить судьбу.

    Но сколько не оттягивай событие – оно обязательно наступит. Приблизился и день крещения малыша.

    Сеньора и сеньор Бокканера в сопровождении крестных родителей пришли в знакомый храм, где когда-то крестили и самого сеньора, и его отца. Это была скромная церковь святого Луки, примечательная только своей давней историей. Из-за недостатка средств здание разрушалось, по боковой стене шла большая трещина и кое-где вывалились камни, облицовывающие фасад. Внутри не было никакой росписи, лишь несколько картин и две небольшие статуи святого Луки и Девы Марии по обеим сторонам от алтаря. По своему положению чета Бокканера могла выбрать куда более богатый храм, но Лиза настаивала на самом скромном обряде. Ей казалось, что среди позолоты и фресок она не сможет выполнить то, что задумала. Что ее голос просто потеряется в гуле, наполняющем огромный собор, где собираются сотни прихожан.

    К тому же ей очень нравился падре Пьетро, который был частым гостем в их доме. Она часто говорила, что ни разу не встречала более доброго и участливого человека, и любила перекинуться с ним парой слов о том, о сем. Много ли нужно человеку для счастья? Сеньора Бокканера имела свое, пусть и маленькое, мнение обо всем. А падре Пьетро это мнение уважал. Падре даже иногда шутливо поддерживал Лизу в спорах с мужем, что еще лет пятьдесят назад было бы немыслимо.

    Итак, сеньора Бокканера в скромном сером платье, сеньор Бокканера весь в черном, крестная мать с малышом на руках и, при ней, крестный отец, словом, вся маленькая группа приблизились к купели, установленной в центре атриума. Возможно, что в церкви был кто-то еще – Лиза, погруженная в горестные мысли, ничего не замечала. Например, нищего старика с горящими глазами, прячущегося в боковом нефе, она точно не видела. А ведь он мог бы показаться знакомым. Но до него ли было? А тот настороженно наблюдал за группой у купели, словно ожидая чего-то из ряда вон выходящего.

    Падре Пьетро прочел все необходимые молитвы и готовился совершить окропление, держа ребенка в вышитом белом платьице на своей широкой ладони прямо над купелью. Правая его рука уже потянулась к воде, чтобы окропить ею голову малыша. Все напряженно ждали финала, подсознательно желая, наконец, расслабиться, а Лиза, так просто вся напряглась, боясь упустить ту самую паузу, в которую вставит свое слово.

    – Нарекаю тебя именем святого... С…

    – Луки! – вдруг выкрикнула Лиза. И падре Пьетро словно завороженный, привыкший изо дня в день обращаться к святому Луке, чье имя носила эта церковь, ошибся, чего не случалось никогда. Он повторил:

    – Луки… In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.

    И только после этого поднял глаза, чтобы увидеть растерянность, злость и беспомощность на лице сеньора Бокканера.

    Нищий старик, внимательно наблюдавший за обрядом, вдруг вскинул обе руки и, как безумный, застонал. Лизе показалось, что все вокруг завыло, заметалось. Земля качнулась у нее под ногами, и поверх нее, где-то вдали раздался крик:

    – Сеньор Бокканера упал! Сеньору Бокканера плохо!

    Прямо перед собой на изразцовом полу церкви она увидела мужа, который словно таял. Черный костюм становился ему неприятно велик, а плоть сползала клочьями, обнажая кости лица, текла из полупустых рукавов. Вот свалился один ботинок, вот второй. Через минуту перед ними лежал лишь скелет, одетый в парадный костюм, в луже смрадной жидкости.

    – Изыди, – вне себя от ужаса кричал падре Пьетро, размахивая крестом. То ли отгонял кого-то, то ли успокаивал себя, испытывая еще и досаду за совершенную ошибку.

    Лиза в оцепенении смотрела на жалкий остов, на все, что осталось от ее любимого супруга, позабыв от горя и страха обо всем. Вдруг ноги ее подломились, и она упала рядом со скелетом, забившись в припадке.

    В шуме и панике все забыли о малыше, волею судьбы получившим не то имя. Младенец, нареченный Лукой вместо Стефана, все-таки исполнил предназначение, навязанное ему отцом Формозом. Он лежал на дне купели полностью покрытый водой. И уже не дышал.

    И, конечно, никто не заметил, как оборванный старик в боковом нефе вдруг обернулся вороной и с горестным криком «Ооооо!» вылетел за дверь.
    Jenckins
    Jenckins


    Сообщения : 46
    Дата регистрации : 2015-10-31

    Проклятие Папы Формоза Empty Re: Проклятие Папы Формоза

    Сообщение автор Jenckins Ср Ноя 18, 2015 10:14 pm

    Я такое боюсь на ночь.
    mahairodus
    mahairodus


    Сообщения : 33
    Дата регистрации : 2015-11-02

    Проклятие Папы Формоза Empty Re: Проклятие Папы Формоза

    Сообщение автор mahairodus Ср Ноя 18, 2015 11:36 pm

    Да, реальность страшнее и отвратительнее авторского вымысла.
    Старик, превратившийся в ворону - лишнее.
    Предпоследний абзац - Младенец, нареченный Лукой вместо Стефана, все-таки исполнил предназначение, навязанное ему отцом Формозом. - лишнее. Да и по остальному тексту неплохо бы пройтись с красным карандашом. Это ж какого ума надо быть, чтобы сказать женщине про хранящийся в доме запретный свиток и думать, что она его не прочитает Very Happy
    Таша Подколодная
    Таша Подколодная


    Сообщения : 114
    Дата регистрации : 2015-10-31
    Возраст : 62
    Откуда : Россия

    Проклятие Папы Формоза Empty Re: Проклятие Папы Формоза

    Сообщение автор Таша Подколодная Чт Ноя 19, 2015 11:02 am

    Прочла еще вчера, но, как всегда, когда сразу не понятны недочёты, взяла тайм-аут. Действительно - подсократить бы, слишком текст разросшийся, не всё в нём работает на интригу. Скорее текст для повести, красиво, но для рассказа - затянуто. Или - усекать до рассказа, или - дописывать до другого формата. Сейчас что-то среднее.

    Красочно, интересно, прекрасный сюжет, интрига... Только вот - текста или много или мало. Видимо, автор ещё сам не определился, что из этого сделать))). Но произведение - понравилось. Необычен и интересен сюжет, ярки образы героев, лёгок и красив слог. Погружение в далёкое прошлое - полное, что очень ценно. Читала с увлечением и удовольствием.
    Fuin
    Fuin


    Сообщения : 44
    Дата регистрации : 2015-11-03
    Возраст : 41

    Проклятие Папы Формоза Empty Re: Проклятие Папы Формоза

    Сообщение автор Fuin Чт Ноя 19, 2015 6:49 pm

    Рассказ понравился. Атмосферный, здоровский. Но, блин, не могу удержаться Very Happy В первом тысячелетии, монахи скорее всего не могли говорить "Папа - безгрешен". Догмат о непогрешимости Папы Римского был принят только в 1869 году. Понимаю, что это мелочи, но не смог удержаться, сори. Razz
    Jenckins
    Jenckins


    Сообщения : 46
    Дата регистрации : 2015-10-31

    Проклятие Папы Формоза Empty Re: Проклятие Папы Формоза

    Сообщение автор Jenckins Чт Ноя 19, 2015 10:13 pm

    Fuin пишет:Рассказ понравился. Атмосферный, здоровский. Но, блин, не могу удержаться Very Happy В первом тысячелетии, монахи скорее всего не могли говорить "Папа - безгрешен". Догмат о непогрешимости Папы Римского был принят только в 1869 году. Понимаю, что это мелочи, но не смог удержаться, сори. Razz

    Папа безгрешен априори. А то, что вы имеете в виду, тот догмат, он имеет под собой нечто другое, а именно - Infallibilitas (безошибочность). Папа не может заблуждаться.
    Мыша Без Крыши
    Мыша Без Крыши


    Сообщения : 20
    Дата регистрации : 2015-11-08

    Проклятие Папы Формоза Empty Re: Проклятие Папы Формоза

    Сообщение автор Мыша Без Крыши Вс Ноя 22, 2015 11:41 pm

    Не люблю страшилки. Как-то вот смысла в них не вижу. Но безотносительно личных предпочтений, исторически - кажется довольно правдоподобно, персонажам веришь. Соглашусь, что серединка затянута.

      Текущее время Пт Мар 29, 2024 11:12 am